«О, нет на свете ничего прекраснее, ничего важнее, ничего блаженнее рисования, все остальное - вздор, потеря времени и суета. Чудесно рисование, рисование восхитительно!» Герман Гессе, «Радости и печали художника».
Художники не могут так простодушно выразить словами ощущение радости творчества, как это сделал гениальный писатель. Свет и радость любимого дела наших родителей, художников Бориса Рапопорта и Анны Файнерман, придавали особый настрой детству и юности, привлекали в дом талантливых людей. Дом был открыт для всех. Весной «сердитая» молодежь 60-х приносила маме ведра нарциссов, а в любое время года – бледные оттиски «самиздата», новые сборники стихов, свои первые научные работы.
«Воспоминания об атмосфере доброжелательности, ненавязчивости, природной честности этих людей всегда сопровождали меня в жизни» – Д.Е.Горбачев.
Родители уважали работу друг друга, вся их жизнь прошла рядом, учились у одних учителей, работали в одной мастерской в Лавре, ездили вместе на этюды, в творческие группы. Но холсты их, даже ранние, перепутать невозможно.
Даже палитры у них были разными. Маме доставлял детскую радость сам процесс подготовки к работе, выдавливать яркие краски, выбирать холст (чаще картонку), иногда плотную бумагу. На палитре отца красок было совсем немного, и откуда появляется свет, настроение, сияние в его работах, было непонятно. Но объединяла их ирония, чувство юмора, понимание ситуации с полуслова.
«Бывает, что увидишь работу художника, и вдруг становится ясно, что это работа твоя, причем самая удачная. И страшно, что ты забыл о ней… Начинаешь верить, что твоя жизнь не только в тебе, но где-то раскрывается еще. Получается вроде чуда какого-то. Вот такой свой пейзаж я увидел у Бориса Рапопорта.
… Мне кажется, что его работы ближе всего к работам Левитана. Это тонкая, тихая музыка, какое-то особое очарование. Все это нельзя передать словами. В ней нет перегрузки материального мира, она больше духовна, в ней много легкости. Его вещи удивительно тонко прочувствованы, они какие-то просветленные, задумчивые, ими можно долго любоваться. Композиция проста и в то же время выразительна, т. к. выражает ясный замысел. Часто он пишет мотивы внешне похожие, но никогда не повторяются в них настроение и состояние. Все его вещи неповторимы, и каждая имеет свой внутренний строй» -Е.Волобуев старший.
Мама рисовала постоянно, рисунки были повсюду - в блокнотах, телефонных книжках.
В детстве работы мамы казались нам «невзрослыми». Помню, как-то мы пытались ей втолковать, чтобы она больше старалась.
Мы были не одиноки. Люди, отвечающие «за искусство», часто снимали ее работы со стен залов уже после выставкомов. Какие-то «измы» виделись им, что-то чуждое народу.
Сейчас, когда искусство все чаще становится игрой интеллекта, когда так ощутима тоска по искренней радости творчества, работы нашей мамы, Анны Файнерман, оспринимаются острее и ярче, чем 20, 30, 40 лет назад. Но и во времена нашего детства и молодости у ее работ на выставках всегда собирались люди: равнодушных не было.
Одних эти работы раздражали своей яркостью, для молодежи (художников-физиков-лириков-студентов) они воплощали новизну и праздничность мира. Открытость и ясность взгляда на мир, уникально точное и радостное восприятие цвета, природная виртуозность
и творческая сила всегда выделяли ее работы на выставках.
«Подлинные таланты всегда отличны, своеобразны. Если говорить о «корнях» творчества Файнерман, мне прежде всего приходят на память рисунки детей. Дети самые пристальные наблюдатели и восторженные открыватели мира. Сохранить до зрелых лет детскую способность удивляться миру и радоваться ему – завидное качество для художника. Помноженное на мастерство, опыт и зрелость чувств художника, оно позволяет ему создавать вещи удивительные по своей звучности и выразительной силе» - Николай Дубов, писатель.
Во время войны она закончила с отличием Уральский университет, факультет журналистики. Днем училась, ночью работала на оборонном заводе. А в блокнотах - конспекты лекций, эскизы «Боевых листков», наброски, выписки из Пуссена, Гейне, Мережковского. Вернувшись после войны в разрушенный Киев, мама поступила в художественный институт, на пейзажное отделение. Днем штудии натуры, этюды, ночью - работа корректором и литсотрудником в редакции. Работала с друзьями на восстановлении Крещатика. Нам трудно представить сейчас жизнь послевоенного поколения, трудный быт и
наполненность творческую и интеллектуальную. Люди ходили на все премьеры, собирались, общались, писали этюды.
Уже одну из первых самостоятельных работ Бориса Рапопорта купил Украинский художественный музей (ныне НХМУ). Его ценили коллеги, учителя, к его работам присматривались молодые «шестидесятники»
« …я увидел его работы в коллекции Сигалова, и понял, что среди киевских коллекционеров имя Бориса Рапопорта очень популярно... Поразил меня контраст изысканных, тонких работ и простоты, искренности Бориса Наумовича в общении» Дмитро Горбачев, искусствовед (альбом «Борис Рапопорт, живопис, спогади, архив», изд. «Оптима» 2009 год
Лена Агамян, Люба Рапопорт
Лена Агамян, Люба Рапопорт